Чужие мысли

Евгений Сыч, «Ангел гибели»

Сам знаешь, добро и зло поменялись местами, и их не отличить. Бога отменили в рассуждении, что сами умнее Бога. И никто вроде не пострадал. Пострадали все вместе. Но когда вместе – это практически незаметно. А поскольку некого стало любить и некого бояться – тут сплав такой, тонкий и прочный, - то стали любить и бояться придуманный и на постамент водруженный фантом. Но Бога идолом не заменишь.

Злость, направленная вовнутрь, не вечна. Выжигая все внутри, обращается она наружу. И злости, обращенной наружу, обязательно нужен противник. Враг.

«Любишь ли ты Бога? – спрашивал Прикованный. – Сколько душ было растоптано из жертвенной любви к Христу! Сколько погибло мимоходом, когда шли страна на страну, род на род, стенка на стенку, возглашая: «С нами Бог!» И за Магомета шли тоже стенка на стенку… Как только главным становится лозунг любви – к Богу, Отечеству или нации, это означает, что человека не принимают в расчет. Что человек не имеет цены сам по себе, а ценится лишь степенью его любви, одобряемой свыше. Нельзя любить людей вообще, надо любить самого себя, свою семью, своего ребенка. Любовь, в которой массы участвуют в едином порыве, - отвлекающий маневр, чтобы свободней убивать и грабить».

Да тут, наверное, всякий спасаться ловок – ни зла тебе, ни соблазнов. Ты бы лучше с мирским злом поборолся…

Надо было очень захотеть, захотеть так сильно, чтобы желание одолело силу сопротивления.

Раз нельзя было пролететь сквозь эти двери, прорваться или просто пройти, оставалось проползти.

А вечность и бесконечность Вселенной он почему-то принял легко. Представлял себе очень большой шар вокруг с космосом и звездами. А за тем шаром – ещё больший, куда первый входит, как косточка в арбуз. А следом еще и еще увеличивающиеся шары, и так до бесконечности, что касается вечности – это еще проще. Вечность – это всегда.

…но сила не есть власть. Власть – это хитрость и владение ситуацией. Власть – умение склонить на свою строну, подчинить. Власть – это знание, наконец, которым она особенно не любит делиться.

Непривычно было сидеть в таком – слишком мягком – кресле. Из такого разом не вскочишь.

Право, ваша заторможенность не может не изумлять, хотя порой ее вежливо именуют загадкой славянской души.